Голос ночной птицы - Страница 220

220

Опять зажужжало рядом насекомое — нет, два насекомых, и он отмахнулся рукой.

— Постой, — сказала она, поднимая с земли свадебное платье. — Ты говоришь только обо мне. А как же ты?

— Я помогаю тебе добраться до Флориды… но не собираюсь там оставаться.

Рэйчел стала надевать платье, постигая эту мысль.

Он видел, как ее тень оделась, и потому снова повернулся к ней. От ее красоты — густых мокрых черных волос, красивого и гордого лица и пристальных янтарных глаз — у него сильнее забилось сердце. Зов ночной птицы оказался днем еще неодолимее.

— Я англичанин, — сказал он. — Связанный условностями и законами английской жизни, нравятся мне они или нет. В чужой стране мне не выжить. — Мэтью сумел выдавить полуискреннюю короткую улыбку. — Я буду слишком тосковать по ростбифу с вареной картошкой. К тому же… испанский — не мой язык.

— Не понимаю я тебя, — ответила она. — Что ты за человек — сделать то, что ты сделал, и не ждать ничего взамен?

— Ну нет, ты ошибаешься, я кое-чего ожидаю. Я ожидаю, что смогу теперь жить в мире с самим собой. Ожидаю, что ты вернешься в Португалию или Испанию и заново построишь свою жизнь. Ожидаю снова увидеть магистрата Вудворда и представить ему свое дело.

— Боюсь, что ты окажешься за решеткой покрепче той, за которой сидела я.

— Есть такая возможность, — признал он. — Очень правдоподобная. Но долго я там не пробуду. А вот, хочешь? — Он протянул ей порцию солонины.

Она приняла.

— Какими словами мне тебе объяснить, Мэтью, как много это для меня значит?

— Что? Половина ломтика солонины? Если он для тебя столько значит, возьми целый.

— Ты меня понял, — не поддалась она. — Я о том, что ты сделал. Об этом неимоверном риске. — Лицо ее было сурово и решительно, но на нем блестели слезы. — Боже мой, Мэтью! Я была готова к смерти. Я пала духом. Как я смогу вернуть тебе такой долг?

— Это я у тебя в долгу. В Фаунт-Роял я пришел мальчишкой. А ушел взрослым мужчиной. Ты бы села да отдохнула.

Она села, прижалась к нему, будто их стискивала толпа в тысячи человек, а не сидели они одни посреди этой страны, созданной Богом и тронутой Дьяволом. Он попытался отодвинуться, смущенный собственной реакцией на такую ее близость, но она мягко взяла его за подбородок левой рукой.

— Послушай, — сказала Рэйчел почти шепотом. Глаза ее смотрели в его глаза, лица их разделяли лишь несколько дюймов ненужного воздуха. — Я очень любила мужа. Я ему отдала сердце и душу. И все же, я думаю… я могла бы любить тебя так же… если бы ты позволил.

Дюймы воздуха сжались. Мэтью не знал, кто первый к кому наклонился, да и важно ли это было? Кто-то наклонился, кто-то подался навстречу, и это была и геометрия, и поэзия поцелуя.

Мэтью никогда раньше этого не делал, но поцелуй показался ему вполне естественным действием. Только тревожила скорость, с которой билось сердце — если бы оно было лошадью, то доскакало бы до Бостона еще до первой звезды. Что-то внутри будто растаяло — как раскаленное до синевы стекло меняет форму силой горна. Он становился и крепче, и слабее одновременно, в восторге и в ужасе — снова то соединение Бога и Дьявола, которое казалось ему сутью всех вещей.

Этот миг он запомнит на всю жизнь.

Губы их сплавились воедино, растопленные жаром крови и ритмом сердца. Кто первый отодвинулся, Мэтью тоже не знал, потому что время размыло свои границы, как река и дождь.

Мэтью смотрел в глаза Рэйчел. Потребность заговорить была сильна, как стихия. Он знал, что сейчас скажет.

— Я…

Крылатое насекомое село на плечо платья Рэйчел. Мэтью на миг отвлекся на него и увидел, что это пчела.

Насекомое зажужжало и взлетело, и тут Мэтью заметил еще несколько, жужжащих вокруг.

— Я… — снова начал он — и вдруг забыл все слова. Она ждала, но он оставался безмолвен.

Он еще раз заглянул ей в глаза. Что он там увидел — желание любить его или желание отблагодарить за дар жизни? Знала ли она сама, какое чувство властвует в ее сердце? Мэтью не был в этом уверен.

Хотя они шли вместе, но двигались в противоположных направлениях. Это было горькое осознание, но истинное. Рэйчел направляется туда, где он не сможет жить, а он должен жить там, куда она не может направиться.

Он отвел глаза. Она тоже понимала, что нет будущего на двоих у таких, как они, что Дэниел еще так же близко к ней, как то платье, которое надела она в день их свадьбы. Она отодвинулась от Мэтью и тогда тоже заметила кружащих пчел.

— Пчелы, — сказал Мэтью.

Он оглядел поляну в поисках того, о чем подумал, — и вот оно!

Два сгоревших дуба — наверное, от удара молнии, — стояли чуть поодаль от опушки леса, в пятидесяти ярдах от края озера. У вершины одного из них зияло широкое дупло. И воздух вокруг был темной, живой, шевелящейся массой. Под солнцем стекающая по стволу струйка казалась золотой.

— Где есть пчелы, — заключил Мэтью, — там есть мед.

Он вынул из мешка бутылку, вылил воду — поскольку пресная вода была здесь в изобилии — и встал.

— Посмотрим, не получится ли добыть немного.

— Я помогу.

Она хотела встать, но Мэтью положил ей руку на плечо.

— Отдохни, пока можешь, — посоветовал он. — Очень скоро двинемся дальше.

Рэйчел кивнула и снова опустилась на траву. Действительно, надо будет собрать все силы перед продолжением пути, и проход к мертвому дереву и обратно, пусть даже за манящей сладостью меда, ей трудно было себе представить.

Но Мэтью был настроен решительно — особенно после поцелуя и боли отрезвления реальностью, последовавшей за ним. Пока он шел к дереву, Рэйчел предупредила:

220