— Ничего не понимаю! — произнес Шилдс, но снова сел. — Вы говорите, что привели ведьму обратно? Где она?
— Эта женщина в данный момент находится в комнатах миссис Неттльз, — информировал его Бидвелл. — Думаю, ест свой ужин.
— Но… но… — Шилдс мотал головой, не находя слов. — Она же ведьма! Это же доказано!
— Доказано! — Мэтью слегка улыбнулся. — Доказательство — мера всех вещей, доктор?
— Да, это так! И вы сейчас мне доказали, что вы не просто одержимый, но одержимый дурак! И что такое с вами случилось? Вам пришлось драться с каким-то демоном за благосклонность ведьмы?
— Да, доктор, и я его победил. А теперь, если вам нужны именно доказательства, счастлив буду утолить вашу жажду.
Мэтью уже в четвертый или пятый раз поймал себя на том, что бессознательно чешет глиняный пластырь под рубашкой, покрывающий сломанные ребра. У него был небольшой жар и бросало в пот, но индейский врач — через Навпавпэ — сегодня утром объявил его транспортабельным. Победителю Демонов не пришлось идти всю дорогу собственными ногами: кроме последних двух миль, его и Рэйчел индейские проводники пронесли на устройстве вроде лестницы с помостом посередине. Отличный способ путешествовать.
— Мне кажется, — начал Мэтью, — что все мы, будучи людьми образованными и богобоязненными, согласимся со следующим положением: ведьма не может произнести молитву Господню. Я возьму на себя смелость предположить, что колдун также на это не способен. Поэтому: мистер Уинстон, не будете ли вы так добры прочитать молитву Господню?
Уинстон сделал глубокий вдох:
— Разумеется. Отче наш, иже еси на Небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя…
Мэтью ждал, глядя в лицо Уинстона, а тот абсолютно правильно прочел всю молитву. В ответ на «аминь» Мэтью сказал «спасибо» и перенес внимание на Бидвелла.
— Сэр, не произнесете ли и вы молитву Господню?
— Я? — Тут же искорка привычного негодования загорелась в глазах Бидвелла. — Почему это я должен ее читать?
— Потому что, — ответил Мэтью, — я вам это сказал.
— Мне сказал? — Бидвелл надул губы и фыркнул. — Я не буду произносить столь личные слова только потому, что мне кто-то приказывает!
— Мистер Бидвелл! — Мэтью стиснул зубы. Этот человек невыносим даже в качестве союзника! — Это необходимо.
— Я согласился на эту встречу, но не соглашался читать столь серьезную молитву к Господу моему по чьему-то требованию, будто это строчки из балаганной пьесы! Нет, я не буду ее произносить! И меня за это нельзя объявлять колдуном!
— Да, похоже, что у вас и Рэйчел Ховарт одинаковое упрямство — вы не находите, сэр?
Мэтью приподнял брови, но Бидвелл больше не стал отвечать.
— Хорошо, мы к вам вернемся.
— Возвращайтесь хоть сто раз, будет то же самое!
— Шилдс? — обернулся Мэтью к человеку в очках. — Вы не согласитесь помочь мне в этом деле и прочесть молитву Господню?
— Что ж… хорошо. Я не понимаю смысла, но… ладно.
Шилдс обтер рот тыльной стороной ладони. Пока Уинстон читал молитву, он допил бокал и теперь смотрел в пустой сосуд.
— У меня вино кончилось. Можно мне еще бокал?
— Как только будет произнесена молитва. Не начнете ли?
— Ладно. Хорошо. — Доктор заморгал, и глаза его стали чуть остекленевшими в красноватом свете свечей. — Ладно, — повторил он и начал: — Отче наш… иже еси на Небеси… да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет… воля Твоя… яко на Небеси… тако и на земли… — Он остановился, вытащил из кармана песочного цвета пиджака платок и промокнул испарину на лице. — Извините, здесь жарко… вина… мне нужно выпить холодного…
— Доктор Шилдс? — тихо окликнул его Мэтью. — Продолжайте, пожалуйста.
— Я уже достаточно сказал! Что это за глупости?
— Почему вы не можете дочитать молитву, доктор?
— Я могу! Видит Бог, могу! — Шилдс вызывающе задрал подбородок, но Мэтью видел ужас в его глазах. — Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам… остави нам долги наши… яко же и мы оставляем… оставляем…
Он прижал руки к губам, и видно было, что он на грани срыва, вот-вот зарыдает. Шилдс издал приглушенный звук, который можно было бы назвать стоном.
— В чем дело, Бен? — с тревогой спросил Бидвелл. — Скажите нам, ради Бога!
Шилдс опустил голову, снял очки и вытер платком мокрый лоб.
— Да, — ответил он дрожащим голосом. — Да. Я скажу… я должен сказать… во имя Божие.
— Принести вам воды? — предложил Уинстон, вставая.
— Нет. — Шилдс махнул ему рукой, чтобы тот снова сел. — Я… я должен это рассказать, пока в силах.
— Рассказать — что, Бен? — Бидвелл глянул на Мэтью, который имел представление о том, что сейчас откроется. — Бен? — окликнул Бидвелл Шилдса. — Что рассказать?
— Что… что это я… убил Николаса Пейна.
Упала тишина. У Бидвелла челюсть стала тяжелее наковальни.
— Я его убил, — продолжал доктор, не поднимая головы. Он промокал лоб, щеки, глаза мелкими птичьими движениями. — Казнил его… — Он медленно помотал головой из стороны в сторону. — Нет. Это жалкое оправдание. Я его убил и должен за это ответить перед законом… потому что не могу больше отвечать перед собой или перед Богом. А Он спрашивает меня. Каждый день, каждую ночь Он спрашивает. Он шепчет мне: «Бен, теперь… когда это сделано… когда это наконец сделано… и ты собственными руками совершил самый отвратительный для тебя в этом мире акт… акт, превращающий человека в зверя… как ты будешь дальше жить целителем?»