Голос ночной птицы - Страница 31

Мэтью вспомнил еще и другие слова Шоукомба насчет испанского шпиона: «Черт побери, он может даже жить в Фаунт-Рояле, англичанин-перебежчик!»

— Что говорил?

Голос Пейна звучал совершенно спокойно, пальцы сомкнулись на испанской монете.

— Он… он говорил… — Мэтью лихорадочно думал. Выражение лица Пейна было ему плохо видно, потому что пробивающийся сквозь испарения свет очерчивал капитана силуэтом. — Он… он думал, что индейцы могли найти золото пиратов, — договорил он неуверенно.

— Золото пиратов? — Дженнингс унюхал иную опьяняющую влагу. — Где? Поблизости?

— Спокойнее, Малкольм, — предупредил его Пейн. — Одна монета — еще не клад. Нам с пиратами не приходилось иметь стычек, да нам этого и не хочется. — Он склонил голову набок, и Мэтью понял, что у него завертелись шестеренки. — Шоукомб ошибся, — заявил Пейн. — Ни один чернофлажник в здравом уме не станет прятать добычу в индейских лесах. Они свое золото прячут там, где его легко откопать, но дурак был бы пират, если бы его добро смогли найти и выкопать дикари.

— Представляю себе, — сказал Мэтью, которому совершенно не хотелось глубже раскапывать могилу этого обмана.

— И все же… откуда еще мог индеец добыть вот это? Разве что произошло кораблекрушение, и как-то монету примыло к берегу. Занятно. Как вы полагаете, магистрат?

— Другая возможность, — размышлял вслух Вудворд, — что какой-то испанец дал эту монету индейцу в стране Флориде.

— Нет, местные краснокожие так далеко не забираются. Племена Флориды не отпустили бы их оттуда со скальпом на голове.

— Что еще более странно, — вмешался Мэтью, желая увести разговор от этой темы, — тот факт, что Шоукомб оставил монету в кружке.

— Наверное, спешил поскорее отсюда убраться.

— И при этом собрал весь наш багаж и своих свиней и кур? Вряд ли. — Мэтью обвел взглядом помещение. Ничего не было сдвинуто с мест, ни один стол не перевернут, никаких следов крови или свидетельств борьбы. Очаг еще не остыл, кухонные котлы стояли в золе. И ни намека на то, что случилось с Шоукомбом и его домочадцами. Мэтью поймал себя на мысли о девушке. С ней-то что сталось? — Не знаю. Единственное, что я знаю, — что Шоукомб никогда бы не бросил эту монету. Я имею в виду, при обычных обстоятельствах.

Пейн тихо хмыкнул. Он еще несколько секунд повертел монету в пальцах, потом отдал ее Мэтью.

— Я думаю, она ваша. Скорее всего другого возмещения вам от Шоукомба не добиться.

— Наша цель — не возмещение, сэр, — возразил Вудворд, — а правосудие. И я должен признать, что сегодня правосудию натянули нос.

— Что ж, полагаю, Шоукомб вряд ли сюда вернется. — Пейн нагнулся и поднял с пола огарок. — Я бы предложил остаться здесь на ночь и дежурить по очереди, но мне не улыбается быть съеденным заживо. — Он неспокойно оглядел темные углы, откуда все еще слышалось возбужденное попискивание. — Тут только Линч и мог бы жить.

— Кто? — переспросил магистрат.

— Гвинетт Линч, наш крысолов из Фаунт-Рояла. Но даже ему могли бы отгрызть ноги в этой проклятой дыре. — Пейн отбросил огарок в темный угол. Что-то большое брызнуло оттуда прочь. — Я видел в сарае сбрую и упряжь. Дункан, мы бы с вами могли прицепить наших лошадей к фургону магистрата и отвезти его. Вас это устроит, магистрат?

— Вполне.

— Тогда ладно. Думаю, надо отсюда уходить.

Пейн и Тайлер вышли на улицу разрядить пистолеты в воздух, потому что эти механизмы, будучи взведенными, оставались опасными, как свернувшаяся змея. Пистолет Тайлера выстрелил сразу, но у Пейна оружие стало пускать искры и сработало лишь после некоторой задержки и шипения.

Через полчаса лошади были впряжены в возвращенный фургон, Вудворд взял вожжи и поехал вслед за первым фургоном по раскисшей дороге обратно в Фаунт-Роял. Мэтью устроился на неудобной скамье рядом с магистратом, а Пейн и Тайлер ехали с Малкольмом Дженнингсом. Мэтью еще раз оглянулся на таверну Шоукомба, пока она не скрылась из виду, представляя себе, что здесь будет через несколько дней — или, не приведи Господь, — недель безраздельного крысиного господства. Образ молодой девушки, которая, похоже, только присутствовала при преступлениях своего хозяина, снова встал перед ним, и Мэтью не удержался от мысли, как это Бог может быть таким жестоким. Но она ушла навстречу своей судьбе — как и все они, — и ничего здесь нельзя поделать. С этой мыслью он отвернулся от прошлого и нацелил взор в будущее.

Мэтью и Вудворд остались вдвоем впервые с момента прибытия в Фаунт-Роял, поскольку даже сегодня утром к общественным конюшням их проводил по приказу миссис Неттльз молодой негр-слуга. Таким образом, это был первый случай для Мэтью высказать свои замечания о публике на вчерашнем обеде без посторонних ушей.

Но для начала возможностью говорить свободно воспользовался магистрат.

— Что ты думаешь о Пейне, Мэтью?

— Кажется, он свое дело знает.

— Да, знает. И еще он, кажется, знает дело… как он их назвал? «Чернофлажников». Интересно.

— Что именно?

— В Нью-Йорке несколько лет назад… мне помнится, году в тысяча шестьсот девяносто третьем или около того… мне досталось дело человека, которого обвиняли в пиратстве. Дело мне запомнилось, потому что это был человек образованный, лесоторговец, который разорился, и его предприятие досталось кредиторам. Жена и двое его детей умерли от чумы. Он был совсем не такой человек, чтобы подумать даже, будто он обратится к такой жизни. И я помню… он называл своих товарищей «чернофлажниками». До того случая я никогда этого термина не слышал. — Вудворд глянул на небо, прикидывая, скоро ли серые тучи выпустят еще одну бурю. — И с тех пор тоже не слышал, пока его не произнес Пейн. — Он перенес внимание на простирающуюся впереди дорогу. — Очевидно, это термин уважительный и не в последнюю очередь — гордый. Так один член общества называет другого.